Итак, представим: сотню лет назад,
Ну, девяносто пять иль девяносто,
В столицу —
Кораблем ли, дилижансом,
Скорей всего — железною дорогой
Въезжают любопытные туристы.
Им интересно все: лишь паровоз
Остановился, кутаясь парами,
Они уже сбежали на перрон,
Прошли вокзал, — и перед ними площадь,
Где восседает бронзовый гигант
На жеребце, по имени Воронеж,
И ласково сияет куполами
Приветливая Знаменская Церковь…
Мне их маршрут легко предположить, —
Его, спустя столетье, повторяют
И те, кого едва ль не ежедневно
Вожу по островам и переулкам,
Дворцам-музеям, проходным дворам.

Недалеко морских ворот Фонтанки
Есть серый дом, Ахматовой воспетый,
И в нем музей-квартира. Надпись "Блок"
Воссоздана на бронзовой табличке,
Вы можете подняться, позвонить,
Вам отопрут, — и в тапочках музейных
Сквозь кабинет, огромный и туманный
В отсутствии хозяина пройдете,
По комнатам, — и, к жизни возвратившись,
Покинете задумчивый музей.

Однако, возвратимся к тем туристам,
Что, лишь приехав, Знаменскую площадь
(Строфу назад!) в восторге обежали
И памятник три раза обошли.
Но где они? Толпа смывает лица…
На Лиговке? На Греческом? Мы только
У Чернышова моста их настигли, —
Они спешат в Коломну, в тот музей,
Что только что описан мной. Хозяин,
Заранее извещенный телеграммой,
Их ждет, не принимая Мережковских,
От ярости грызущих водосток.

По Офицерской, к Пряжке…Все как прежде, —
Но, правда, нет еще посмертной маски…
(Хозяин виновато усмехнулся) —
Мой кабинет. Вот рукопись. Чернила
Пока что сохнут, но пятью строфами
Не ограничу "Соловьиный сад".
Вот календарь с Жеромовой картинкой,
Портрет Дельмас, черновики "Кармен"…
Хотите посмотреть? Прошу вас! Скоро
Равно развеет вихрь и их, и ваши
Депеши — но, в мерцающей заре
У скал ирландских, — рад, что посетили.
И то (уж мы приблизились к роялю,
И коридор невдалеке зиял)? —
Хозяин продолжал, — в кошмарном сне
Мне некое приснилось сочиненье
О толстозадой девке, о каких-то
Двенадцати, — не в силах объяснить,
О чем, к чему?.. Быть может (все возможно!),
Мир накренится так, что я и вправду
Подобное создам…Пока не поздно,
Любуйтесь мною, и — счастливый путь!

Они спешат на поезд. Дом-музей
Сегодня — лишь музей, но им был — домом,
И сам поэт, весьма гостеприимно
Им собственный мемориал представил, —
О, если бы сейчас…Но почему бы,
За неименьем Блока, не найти
Значительного менее, конечно,
Зато живого! драматурга, барда,
Прозаика, поэта, наконец!

К примеру: тот, кто пишет эти строки,
С огромным бы усердием работал
Смотрителем, директором, кассиром,
Экскурсоводом, даже экспонатом
В своем богоспасаемом жилище,
Где подлинные ценности и вещи, —
И ни одной подделки! Помню, как-то
В Михайловском…Один ученый муж
Чернильницу купил на вшивом рынке
В Опочке и, доставивши в музей,
Сотрудников составил ассамблею,
Чтоб выяснить, а мог ли Пушкин лично
Мокнуть перо в представленный сосуд?
Эпоха та же, это несомненно,
А так как сам поэт бывал в Опочке…
И понеслось: однажды, по пути
К любовнице (дворовой девке Марфе, —
Недавно поступил старинный лифчик
Запачканный чернилами) поэт
Заехал и, используя чернила,
В уездной канцелярии записку
Онегинской строфой, на склоне дня,
Писал посредством этого прибора…
И экспонат готов, и есть легенда,
И людям увлекательный рассказ, —
Все вымысел!

А у меня, во-первых,
И стол,и стул, и книги, и тетради,
И потолок, и рваные обои,
Велосипед, картины на стене,
Дворец Китайский и Шапель, и ручки,
Те самые, которые поэту
Служили много лет и служат ныне;
И он уже велик, — а что живой
Пока, — так что же! Время быстротечно!
Еще пройдет десятилетий восемь,
И, может быть, на новой ассамблее
Случайно обретенные трусы
Филологи изучат: "Ах, не те ли,
Что в той поэме"…Каждая пылинка,
Листок из-под стола, где я писал, —
Все каталогизировано будет
На стендах, в экспозициях, в собраньях…
Сто пять томов научных разработок!
Тимологи дерутся на дуэли,
Не выяснив семантику тире
В четвертой строчке пятого сонета!
Но мне, однако, будет не до них…
Хотя, возможно, толп не соберется,
И лишь какой-то одинокий гений
Откроет вдруг, что на излете века,
На низком побережье невских дельт
Существовал музей весны…Моей ли?

…Как в Гатчине резвился Северянин!
Как хороши, как свежи были розы, —
Они благоухают до сих пор!
И пусть музей не состоится, что же,
Я сам, один, — его существованье!
В полночный час, в мемориальном свете
Настольной лампы сдержанно смеюсь
Как Блок, когда б подумал о музее,
И Пушкин, видя очередь на Мойку,
И Диоген, гоня гостей из бочки,
И Гесиод, оберегая плуг,
А Сретенье склоняется за полночь,
Шумит Нева большими полыньями,
И робкий свет струится с колоколен
Над городом, где я пока что есть.