Живущие в стране Гипербореев,
Где снег не сходит до средины марта,
Где в феврале пурга, и льды озер
Не проломить и тысяче форелей,
Где сквозняки с песчинками и хвоей
Листают рукописи Тимофея
(Гудит огонь, поленья прогорели,
Еще немного — и закрою вьюшку),
От берегов Наровы до Камчатских
Горячих гор везде едят "пельмени",
С зырянского "пыл-нянь" — персидский корень!
В Сибири — разнородные начинки,
У нас же…Но исследовать не стоит, —
Чего туда могли бы не добавить?
Ведь все равно, когда в морозный вечер
Выходишь из заснеженного парка
К готической постройки "Красной кухне",
Дверь распахнув, вкушаешь аромат
"Сибирских","Русских" — с маслом, с майонезом,
Сметаной, даже уксусом! Мгновенье —
И дверь закрыта. Снова въюга, снова
Мечта — хоть что-нибудь достать на ужин,
Зане не хватит сил пройти к вокзалу,
Порыться в куче, раздобыть объедки…

Поэт вздохнул, припомнив, как на днях
Найдя кусок протухшей сардинеллы
Был вынужден отстаивать его
В единоборстве с наглым, похотливым,
Бессовестным котом. Сырую кость
Уж он догрыз, и, весело привзвизгнув,
Рванулся к сардинелле. Литератор
Успел ее подбросить, на лету
Ловя губами, — но увы!.. Грабитель
Так страшно зашипел, что тот отпрянул
И упустил. Как замерзали слезы
На новых строчках переводов Стампы! —
Венеция, загадочный орнамент
Как у Аллори или у Понтормо…
Уже ль не суждено перевести!?
Ужель в псевдоготической пельменной
Его, по предъявленью сочинений —
Поэм, сонетов, лэ, баллад, рондалл
Не угостят хотя б стаканом чая,
Уже ли не предложат пирожок,
Тарелочку пельменей с майонезом!?..
Не может быть!

…Ступеньки, двери, зал…
Тепло и ароматно! — Что угодно?
— Да я, прошу прощения, поэт…
Хотите, — по сонету за пельменю?
Хотите, — по два? По три? По венку?
Хотя бы этот будтерброд …Позвольте!
Зачем так грубо? Можно не толкаться!
Пустите руку! Почему вы бьете!
Куда? За что!? Отстаньте! Сам уйду!
Да как ты смеешь! Я…И в клубах пара
Вдруг, кубарем, — в кусты! в сугробы! к урне!…
И только запах, тихо растворяясь,
Еще парил над озером и парком,
И млечный путь, поднявшись из ковша,
Напоминал о тех краях, в которых
Стрелец и Орион, а с ними Дева
С подносом — по мотивам Лиотара, —
Печенье, джем, кофейник, майонез,
Судок, в котором лучшие из лучших,
Что сварены в амброзии с нектаром,
С начинкою от Гелиоса фермы,
С Ареса лавром, в самом лучшем тесте…
И вдруг они посыпались! Уже ли
Он, изгнанный с позором из пельменной,
Вдруг станет сотрапезником бессмертных?
Не верится…Но ведь они — летят!
Подобны снежным хлопьям, в лунном масле…
И вдалеке, в сугробы превращаясь,
Растут под взорами кариатид.

Но верно ли? Опять открылись двери
Пельменной! Да, и снова мерзкий повар
С ведром отвара! (пар, сиянье, запах!)
Растоплен снег! Ура! И как же мы
Не догадались, что в воде пельменной
Возможно, будут и остатки теста,
Калории с волшебным ароматом…
Скорее к ним!…Вот так, чепез сугроб
Переползти…Теперь — на четвереньки…
(Как ноют отмороженные щеки!
Не надо этих олимпийских трапез!)
Так…кажется, здесь пахнет…вот! Нашел!
Огромный пласт пельменевого теста!
Не до конца остывший! С ароматом!
Поэт привстал, пытаясь дотянуться…
Еще попытка…Ну же…Наконец!
И вдруг — тень черных крыл, ужель Танатос?
—О нет! Всего лишь алчная ворона
Давно уже, пельмени предвкушая
Следившая, откуда-то слетев,
Схватила тот же кус с другого края.
Она сильна, она грозит крылами,
Влечет поэта по-снегу, к ограде,
Чуть от земли…Увы! Разжались пальцы!
Чудовище победу торжествует
На ель традиционно взгромоздясь.

Естественный отбор весьма жесток.
Снег бел и мягок, утро поэтично,
Тем более — в аллеях, у дворца,
Когда поземки ночи прекратились
И холмиками у подножий статуй
Слегка обезобразили рельеф.
Приятен парк, весьма приятна дама
С пушистою общительной собачкой,
Что, методично помечая липы,
Вдруг замерла, и, жалобно завыв,
Обнюхала какой-то странный холмик
И, лапу приподняв, янтарной струйкой
Немного растопила снег. За ней
Сбежались и другие, увлекая
Своих собачниц (их изрядно в парке
Бывает утром); пятая струя
Чуть приоткрыла древнеримский профиль,
Вот лоб, вот щеки, вот и по губам
Струится согревающая влага…
Видна улыбка, тень застывших рифм
Сквозь вой собак и возгасы собачниц;
Над ними, в ветках — сытая ворона,
В пельменной рядом — свежий майонез
Для новых порций…Что же — здравствуй, племя
Младое, незнакомое! Не он
Употребит тебя перед закатом
По памяти читая Леопарди,
Не пояснит зырянское "пыл-нянь",
Не вознесет моленья к эвменидам
При этом прославляя майонез!…

Так думал я за рюмкой кальвадоса,
Покуда Феб скрывался за Дефансом
И, принося желанную прохладу,
Лютецию окутывала ночь.