Б Ы Л И Н А
Как во славной во столице белокаменной,
Да у ласкового князя, у генсекушки,
Во палате грановитой думу думати
Собиралися бояре да окольничьи
(Ворон каркнул, боров хрюкнул, крякнул селезень,
Заяц рыщет черноземами ордынскими,
Диво мечет с Лукоморья громы-молнии).
Молвил князь: "Гей вы, дружинушка хоробрая!
Гой вы, думные бояре да окольничьи!
Как из-за моря грозит из-за варяжского
Пуще чуда-юда злобный бусурманище,
Бусурманище царище, диссидентище,
Диссидентище царище, Солженицище!
И кого послать против него, не ведаю:
Иль послати быстроногого Громыкушку?
Иль послати хитрожопого Устинушку?
Иль послати остроухого Андропушку?"
Молвил князь, бояре призадумались.
(Тем же часом заяц фыркнул, попильон завыл,
Жаба прыгает степями половецкими.)
И ответили бояре да окольничьи:
"Ох ты, гой еси надежа, князь пресветлый наш!
Это дело затевается не малое,
То не малая забота, а великая —
Диссидентищу-царищу нам не одолеть:
Срубишь голову — на месте три появится,
Три отрубишь — девять тотчас вырастет.
Мы же, братия бояре да окольничьи,
Вся твоя дружинушка хоробрая,
Так решили: как склонится красно-солнышко
За далекие чащобы за можайские,
За повымершие села за смоленские,
За богатые деревни за литовские, —
Мы пойдем с тобою той порою, батюшка,
К той-то луже, что зимою безо льда стоит.
Нам бы бросить жребии серебряны:
Чьи ко дну пойдут — те останутся,
Чей же гоголем по воде поплыл, —
Отъезжать за границы за ляцкие,
За варяжские границы, за ливонские,
Воевать царищу-диссидентищу".
И ответил им князь: "Будь по вашему!"
2
То не коршун в поднебесьи заневестился,
То не лещ-судак взметнул икру с молокою,
То не плесенью синеет камамбер-рокфор, —
То выходят из Кремля удалы молодцы
Кинуть жребий: пусть укажет, кому выпадет
В чистом поле встретить силушку несметную,
Во дубраве встретить орды бусурманские,
Побороть царищу-диссидентищу!
Вот подходят молодцы к бассейну-озеру;
Князь им молвил: "Ой вы витязи-богатыри!
Мало дать царю морскому ясна-серебра, —
Надо дать царю морскому красна-золота!"
"Мы послали сто четырнадцать окольничих,
Воды золотом уже сполна накормлены,
На Маркизовой на луже дамба высится!
Наши жребии готовы уж: чей гоголем
По воде пойдет, — тому теперь в поход идти,
На поганое царище-бусурманище,
Бусурманище-царище, диссидентище,
Диссидентище царище, Солженицище!"
То не Пурин хомячка целует в задницу,
То не Арьев копошится в баке мусорном,
То не Гордин дегустирует фекалии, —
То бросают золот-жребий добры молодцы,
Добры-молодцы, бояре да окольничьи:
Как у всех-то златы-жребии ко дну пошли,
А один поднялся было, да не гоголем
По воде поплыл, а встал зубастой щукою:
И до дна-то ему — девять саженей,
И до воздуха-то — коса сажень.
Говорят бояре да окольничьи:
"Тут мы, братия, узрели чудо-чудное,
Чудо-чудное, диво-дивное!
Не спроста ведь этот жребий не пошел ко дну,
Не спроста не поплыл гоголем он по-верху!
Злата-серебра не хочет больше царь морской, —
Видно, просит человеческой головушки!
Значит, надобно тому, чей этот жребий был,
Встать на тоненькую досочку сосновую,
Да на бурные на воды нам его спускать.
Пусть возмет с собою гусельки яровчаты!
А потом уж снова, видно, нам пытать судьбу, —
Да кого из нас-то, сирых, царь морской пошлет
Победить царя лихого бусурманищу,
Бусурманищу-царищу, диссидентищу,
Диссидентищу царищу, Солженицыщу!"
3
Раз на зорьке на вечерней, на заутреней,
Ворковали сизокрылые три горлинки,
Сизокрылые три горлинки-соловушки,
Три соловушки пернатые, индюшечки,
Три малиновки певучие, три бройлера,
Три мясистые гагары-птеродактиля.
Молвил первый: " Почему мол, если поверху
Жребий поплывет, то он зовется гоголем?
Ну а как тогда другие наши классики?"
Так спросило чудо-юдушко пернатое,
Но ему его коллеги не ответили.
Ну да ладно! Что там было, — густно сказывать:
Как и первый, все не шли ко дну жеребии,
И пресветлый князь, слезами заливаючись,
В жертву жертвовал дружинушку хоробрую:
Утопили быстроногого Громыкушку,
Утопили хитрожопого Устинушку,
Утопили остроухого Андропушку
(Не хотел идти, паскуда, долго рыпался!)
А как солнышко скатилося багряное
За дремучие чащобы за можайские,
За повымершие села за смоленские,
За богатые деревни за литовские, —
Из-за моря, из-за леса, на лихом коне
Показался злой царище-диссидентище.
(Сиг ли ходит, волк ли воет, воронье кричит,
Одуванчики любовью занимаются,
Сквозь онежские чащобы Гильфердинг бредет,
Ленротт руны собирает калевальские,
Эос, выскочив из мрака, молвит "гой еси!"
И не зная, чем продолжить, снова прячется,
А за каменным, за садом, за морской волной,
В Тридевятом что творится, — хрен не ведает!)
Как въезжал тогда царище-диссидентище
В стольный град въезжал, в белокаменный,
Как холопы все на брюхи повалилися,
А приказчики-то княжии попрятались,
Как схватил тогда царище-диссидентище
Бездружинного-то князя секретарюшку,
Вывозил он его во чисто поле,
Да хотел ему рубити буйну голову,
Уж совсем собрался было, — да помиловал
И пустил его на все четыре стороны,
Дескать, — хрен с тобой! Гуляй себе до времени!
И заснул под кипарисом богатырским сном.
11-18 сентября 2005г., о. Коневец
