Тимофей
Животовский

Т Р Е Т Ь Я П О Э М А

Т Р Е Т Ь Я П О Э М А

В те годы мрачные, глухие,
Которые не наступили,
И в эти мрачные, глухие,
Которые уже проходят,
Стихи писали не плохие,
А так же ели, спали, пили,
И вечер был, сверкали звезды, —
Но ни чего не происходит.

Конец цитаты. Дальше — больше:
Летает снег, сугробы глубже,
На дне теплее, чем снаружи,
Где холоднее, чем внутри, —
Там тлеет странный белый уголь,
Обогревая темный угол
Между ресниц небесных пугал…
Что ж, уважаемый, смотри:

NN в ловушке, — Z ликует!
Горчит горчица, хрен хренует,
Остервеневший ветер дует,
Врезаясь в медные тазы.
Зато газами видишь нечто,
Куда пешком не ходит почта,
Сугробами покрыта почва,
По коже пробегает зыбь.

Увязнув зубом в хлебной корке,
Я напевал саэту Лорки,
И ворон каркал "Гутен морген"
Над белизной жующих скул,
Баржа качалась и скрипела,
Нева вздувалась и кипела,
Погода пуще свирепела,
Чем в переводах — Гелескул.

Но я отвлекся, больше ближе!
Мороз меня по векам лижет,
Внушая твердость серой жиже
По низким, топким берегам,
Где ищет зверолов поддатый
Приют убогого ондатра,
И на листках мелькают даты,
И вьются ветры по кругам.

Круг первый: Снова ночь и пристань,
Поэт в скопленьи женщин присных,
Большой сосуд напитков пресных,
В трубе, наверное, дымок, —
Поскольку полыхает печка,
Поскольку догорает свечка,
Поскольку покатилась бочка, —
И Диоген догнать не мог.

Seсundo: в магазине ценник,
Нахальный, как завзятый циник,
Изобретенье осетинок —
Трухляво-благовонный сыр, —
Его я скушаю в сторожке,
Где видно кладбище в окошке,
Там ходит кто-то: ножки, рожки,
И на костях гниющих сыпь.

Круг третий: хвойные дороги,
Гуляет в небе серб двурогий,
За ним бежит хорват двурогий-
Но я заснул, и снился мне
Кошмар, которого не помню, —
Но были теплой хвои комья
Покрыты плюшевой попоной,
И плакал ангел на луне.

Потом я снова жил в столице
И видел пуганые лица,
Нева решила взбелениться,
И лабардан взметнул икру…
Но я качнулся, начал падать,
Очнулся — надо мной лампада,
В окне фигуры снегопада, —
Я завершил последний круг.

Вначале холодно мне было, —
Тогда я собирался было
Согреться летом на Кубани,
В Крыму и где-нибудь еще,
Но ост взмахнул снегов холстиной,
Герб — хвост ослиный, след хвостиный
Течет дрожащими губами
Перексекая пятна щек.

Зарю горчит, она кривая,
Я ухожу домой, кивая,
Пересекая путь трамвая
Одиннадцать. А рядом лес.
Во лбу моем сияют пяди,
Но их от вас скрывают пряди,
А впереди баржа, а сзади
Вода. И я опять залез

Туда, где печь, дрова и мусор,
За окнами — пурга и музы,
Нева, на дне — писатель Горький
И белых лилий семена.
Уж скоро полночь, печь пылает,
Вдали о чем-то лисы лают,
Дымятся горки-Гималаи, —
Гори, гори, моя страна!

Когда закончатся морозы, —
Наступят новые морозы,
Так значит нынешние это —
Всего лишь старые. Тогда
Кто вторит сумрачному хору,
И осыпает бедный город,
И почему замерзла прорубь,
Когда вокруг шумит вода.
Она шумит над облаками,
Я чувствую ее руками,
Пришла, рассыпалась-клоками,
То — Висла на ветвях дубов!..
Но, между прочим, стало хуже-
Смешались в кучу ложи, лужи,
И люди гибнущие тужат
Переселяясь в город Гдов.

20 ноября 1989 г.


Колыбельная.